Долгожитель Кельман Райцис поделился воспоминаниями о Кременчуге

В 2010 году, в Киеве, друзья познакомили меня с удивительным человеком, настоящим долгожителем, 102 - летним Кельманом Абрамовичем Райцисом (уроженец г.Кременчуга, Полтавской губ. 23.03.1908 г.р. - авт.), который, проживая со своей семьей в городе, стал очевидцем многих событий Гражданской войны. Старик рассказал мне тогда о петлюровцах, еврейских погромах и о многом другом.
Чудом сохранилась запись нашей беседы.

В Кременчуге родители Райциса держали дом, состоявший из семи комнат.
Кельман Абрамович рассказывал:
"Семья наша была большая — десять человек: родители и восемь детей. Отец работал в частной типографии коммерческим директором. Начинал обычным печатником, но был способным и благодаря своему таланту продвинулся по службе. Стал купцом первой гильдии. Ему даже было разрешено жить в Петербурге и ездить за границу принимать заказы.
Мать — домашняя хозяйка.
Старший брат трудился бухгалтером на мельнице, средний, Израиль, сначала служил в царской армии, но во время Гражданской войны стал красноармейцем. В 1937 году ему в Андреевском зале Большого Кремлевского дворца вручили золотую медаль "20 лет РККА".
Третий брат, Иосиф, при советской власти служил в Харьковской ГубЧК. Тогда в этом городе, а не в Киеве была столица Украины. Для него Феликс Дзержинский был бог и царь.

Хорошо Кельман Абрамович запомнил пребывание в Кременчуге петлюровцев. Тогда на городском стадионе повесили табличку: "Вход только для украинцев". Мало того, начальство делало предупреждение: если неукраинец туда войдет, то администрация не несет никакой ответственности за его жизнь.
"У Петлюры, помню, служили одни бандиты. У них действовало такое правило: когда занимали город, то первые трое суток грабили, насиловали девушек, забирали золото и другие ценные вещи. Увидели на ком-то хорошее пальто, говорили: "Снимай". Рекрутировали местных мужчин, чтобы те им указывали, кто в городе богатый. Узнав, шли к ним.
Нас же спасло от грабежа только то, что петлюровцы устроили в нашем доме свой штаб. Из семи комнат они заняли четыре, а мы теснились в трех. В одной из них, кстати, у петлюровцев хранились документы. Начальником штаба был армянин, или молдованин по фамилии Болбочан.
За заговор против Петлюры он был расстрелян летом 1919 года", — вспоминал Райцис.

После вселения петлюровцев однажды к Райцисам вбежала соседка и в сильном волнении сообщила, что солдаты только что повесили одного из его братьев! Сестра побежала к Болбочану и стала его стыдить: "Вы же живете у нас, пользуетесь всеми благами, а ваши бандиты повесили моего родного брата". Он: "Где?". "Рядом с домом". Брат, когда его вешали, успел захватить двумя пальцами петлю и стал ее оттягивать. Болбочан подошел и шашкой отрезал веревку, чем спас жизнь повешенного.

Как-то в дом к Райцисам петлюровцы занесли большой ящик с сосисками и мешок картошки. В то голодное время это было очень необычно. Они приказали матери Кельмана Абрамовича все это сварить.
"Болбочан собирался жениться на украинской девушке, крестьянке. Она была такая интересная, солидная, красивая. В ушах у нее были серьги, деревенские, в виде серпа. А у моей матери серьги были золотые и в каждой из них маленький бриллиантик. Болбочан подошел к маме и попросил: "Мамаша, одолжите для моей невесты ваши серьги на несколько дней". Мать дала. Не дала бы — было бы, как в городе. Тем женщинам, кто не давал серьги и кольца, их вырывали вместе с мясом".

На свадьбе у Болбочана гуляло человек двадцать. Во дворе стояли верховые лошади и карета. В дом ведрами таскали самогон.
"Петлюровцы допились до того, что поснимали свои кителя, рубашки, брюки, выбежали из дома и стали кувыркаться в снегу".

В то время брат Кельмана Райциса — Израиль — служил в частях особого назначения (ЧОН). Он, когда пришли петлюровцы, скрывался на чердаке у родителей. Брат попросил Кельмана выкрасть документы, которые лежали на столе, пока петлюровцы пьяные кувыркались в сугробах. Мальчик свернул скатерть, на которой лежали бумаги, и унес ее на чердак.
Когда Болбочан вернулся в дом, то не обратил на пропажу внимания. Только на второй день, когда уже все немного протрезвели, он спросил у матери: "Кто-то приходил к вам?". "Да, приходил кто-то в вашей форме, побыл в комнате, а оттуда вышел с узлом".
Что сделал с документами Израиль, Кельман не знал.

В Гражданскую, оставив Кременчуг, Райцисы поехали в Баку к близким родственникам. Муж сестры мамы Кельвина Абрамовича — Лукин— был управляющим фирмы "Нобель", занимавшейся добычей нефти в Азербайджане. Он считал, что Райцисы должны жить вместе с его семьей. Вот он их и вызвал в Баку. По приезде – пока шел ремонт в нанятой для них квартире – семья Райцис жила в гостинице.

В Баку в те времена было свободное ношение оружия. Например, мальчишке могло быть 15 лет, а у него уже на боку висел маузер. "Однажды, вдруг слышим, стрельба началась, — вспоминает Кельман Абрамович. — А в это время дежурный по гостинице, где мы жили, ходил и угощал нас вином. Мы у него спрашиваем: "Это что, война?" — "Какая война?" — "А почему стреляют?" — "Да это стреляют в луну" — "Почему?" — Он: "Потому что… Она над нами смеется". Мы выглянули в окно, а там месяц. Действительно, луна смеется".

В Баку Кельману Абрамовичу довелось понаблюдать и за необычной для него, мальчишки из далекого украинского Кременчуга, жизнью бакинских мусульман. В Баку тогда жило много национальностей: грузины, армяне, греки, русские, евреи, но яркостью своей религиозной жизни отличались именно азербайджанцы.
В силу того, что они были не суннитами, а шиитами, то ежегодно отмечали Шахсей-вахсей, день поминовения убитого около иракского города Кербелла имама Хусейна. Причем многие из шиитов самоистязают себя в этот день до крови. Они таким образом как бы идентифицируют себя с имамом. "Все собирались в поход к мечети: мулла на верблюде, свита на осликах. Мужчины отдельно, женщины в паранджах отдельно. Мужчины надевали на голое тело халаты, в которых были четыре вырезки: две на груди и две на лопатках. В руках у них ручка, к ней привязано 12 цепей. Когда мулла кричал: "Шахсей", то все били себя в одну грудь, когда: "Вахсей", то — в другую. Били до тех пор, пока не появлялась кровь. После этого плевали на кусочки газеты и прикладывали к ранам. Потом переходили на лопатки".

Маленький Кельман стал в Баку свидетелем и армянских погромов. Резали армян в основном азербайджанские татары. Ни евреев, ни русских не трогали. Они отмечали знаком на дверях дома армян. А ночью всех вырезали.
"Мимо нашего окна в гостинице каждый день провозили арбы, в которые были сложены трупы армян. Их везли куда-то за город, на свалку". Армяне во время погрома прятали у родителей Кельмана Абрамовича свое золото. "В основном это были пояса с золотыми пятаками, "патроны" для черкесок у них также были золотые".

"Когда Баку был оккупирован англичанами, наступил голод. Мы шесть месяцев не видели куска хлеба, питались мелкой рыбешкой, орехами и каштанами. Получали 2,5 кварты (литр воды) на человека в день. В итоге семья Райцисов и семья дяди посчитала, что в Баку ей уже делать нечего, поэтому решили возвратиться — первые в Кременчуг, вторые — в Питер. "Дядя был большим любителем старинного оружия, собирал кинжалы, ножи и сабли, которые и вез с собой. Дядю и моего старшего брата на демаркационной линии задержали. Спрашивают: "Это вы что, большевикам оружие везете?". Но во время допроса им попался, видимо, толковый человек. Он понял, что это коллекционное оружие и отпустил их, правда, взял в подарок очень дорогой кинжал".

"Наша семья возвратилась в Кременчуг, где и проживала до самой войны, ютясь в тесной комнатушке. Дом наш экпроприировали. Из Кременчуга я ушел на фронт, а мои родные погибли в кременчугском гетто на Песчаной горе", - смахивая слезу рассказывал Кельман Абрамович.

В Киеве орденоносец, ветеран Второй Мировой, старший сержант Райцис поселился уже после войны, возвратившись с фронта.

Не знаю, жив ли еще старик-долгожитель, наш земляк, но если, все же жив, то, как говорят у евреев: "Мазлтов! До 120-и!"

Кельман Абрамович Райцис